Олег Мухин - Человек: 5. Сириус Цэ
Я втянул в себя глоток освежающей жидкости, с любовью посмотрел на чёрные, слегка вьющиеся волосы Марго, на её гладкую шелковистую кожу, на выступающие бугорки позвонков. И мне вдруг привиделось, что вдоль всего хребта, от шеи до копчика, у неё протянулся красноватый рыбий плавник – острые, иглоподобные, враждебно торчащие косточки, скреплённые полупрозрачными перепонками. Ягодиции покрылись зелёной чешуёй, а волосы стали короткими и ярко-рыжими. Я отогнал видение страшноватой русалки, человекообразная Марго была мне милее.
– Чего только про меня и моих музыкантов ни пишут: и что «Максимальная глубина» это проект ГРУ России, и что группа критикует человечество, а сама погрязла в пороках, и что участники коллектива возомнили себя вторым «Пинк Флойдом» (а их лидер, разумеется, возомнил себя Роджером Вотерсом), а на самом деле и в подмётки «Пинк Флойду» не годятся. И что мой дом на Вирджинских островах такой большой, что из столовой в спальню мне приходится ездить на мотоцикле. На «харли дэвидсоне».
А перед отлётом на Байконур я прочитал в Интернете, что я якобы собираюсь запустить над Америкой огромный надувной аэростат, ужасно похожий на Обаму, который держит в кровавых руках пачки долларов, и я вроде бы планирую сделать так, чтобы аэростат у всех на глазах либо лопнул, как мыльный пузырь, либо улетел к чёртовой бабушке. Видимо, имеется в виду – к Обаминой бабушке в Африку, – высказался я, тоже слегка не по теме.
– О чём ты думал, когда висел там, в пустоте, и понял, что это конец? – Она
по-прежнему смаковала свою сигарету и снова сменила пластинку.
– Однажды я спросил у своего школьного приятеля, ставшего теперь капитаном дальнего плаванья, верит ли он в бога. Приятель ответил, вообще-то в обычной жизни не верю, но если попадаю в сильный шторм, то сразу же начинаю верить… Нет, я не молился богу, хотя подсознательно должен был ему молиться, очутившись в катастрофической ситуации. Как это ни парадоксально звучит, я молился инопланетянам, хотя стопроцентной веры в то, что они существуют, у меня не было…
Когда ты меня оживила, запустив на табло наручных приборов моего скафандра функцию подключения аварийного запаса воздуха, и я тебя впервые увидел, я подумал (поскольку твоё лицо закрывало светоотражающее стекло), что ты Чарльз Гинсон, вернувшийся на «Джемини номер ноль» из другого измерения, – я усмехнулся и продолжил: – Помнишь, в последнее время о нём много писали – что он в 63-м пропал без вести, а через 50 лет вернулся? Чушь, конечно. Но моё сознание почему-то так среагировало…
Может быть, оттого, что ваш космический корабль был очень похож на «Джемини». А может быть, потому, что ты в своём устаревшем скафандре выглядела точно, как Эдвард Вайт на знаменитой фотографии первого выхода в открытый космос американского астронавта во время полёта «Джемини-4». Мало кто знает, но Эдвард Вайт потом погиб в результате пожара в кабине «Аполлона-1».
– «…Предалась размышлениям о летании и очень осудила аэропланы и под свист разрываемого воздуха беззвучно посмеялась над человеком, который летает в воздухе воровато, норовя пронырнуть повыше и поскорее, ежесекундно опасаясь полететь вверх тормашками вместе со своей сомнительной машиной или вместе с нею же сгореть в высотах, куда его никто решительно не приглашал подниматься…», – прокомментировала Марго с буквой «t» на конце мой рассказ о Вайте. Цитата показалась мне знакомой, но я не смог вспомнить, откуда она, и поэтому спросил:
– Что за роман?
– Булгаков. «Мастер и Маргарита». Первая полная рукописная редакция.
«Ну да, правильно, – подумал я. – Это когда Маргарита летела на метле.» Роман был моим самым любимым литературным произведением, и я снова был приятно удивлён.
– Как бы и мне не сгореть в высотах, куда меня никто решительно не приглашал подниматься, – сказал я с сарказмом.
Марго вытащила из мундштука окурок, прикурила от него новую сигаретку. Красивая женщина красиво затянулась и красиво выпустила изо рта колечко дыма. Глядя на её сигаретную эстафету, я мысленно засмеялся: «Ну, прямо Уинстон Черчилль».
– Не переживай. Всё будет хорошо, – уверенно заявила она. – Стивен – гений.
– Гений-то он гений, никто не спорит, но я чувствую себя Белкой и Стрелкой, Угольком и Ветерком.
– Попробуй почувствовать себя Гагариным, Армстронгом или на худой конец Джоном Гленном, – она игралась с кольцами дыма, пытаясь за одну затяжку выпустить их как можно больше.
– А мне обязательно глотать ту синюю гадость? Один её вид вызывает у меня отвращение.
– Обязательно. Иначе тебя раздавят перегрузки. Как-никак половина скорости света почти. Если всё получится, а я уверена, что получится, это будет бомба. И даже не бомба, а бомбища. Ты представляешь, какие перспективы нас ожидают?
– Да уж, – ответил я. – Возможность быстро перемещаться в пространстве переворачивает сознание.
Марго прекратила забавляться с кольцами дыма, с ногами уселась в плетёное кресло и, глядя в окно на радостный, залитый солнцем субтропический пейзаж, жёстко, с горечью в голосе произнесла:
– Этот мир обречён. На дворе 2014 год, а люди как убивали себе подобных, так и продолжают убивать. Ничего не меняется. Они теперь ходят с мобильными телефонами, с компьютерными планшетами, с пластиковыми карточками, они одеты в добротные костюмы, от них пахнет одеколоном, они гладко выбриты и аккуратно подстрижены, имеют высшее образование, а то и два, но они остались мясниками и людоедами.
Кого ещё нужно убить, чтобы на земле наконец-то наступил мир? Индейцев? Негров? Арабов? Евреев? Русских? Американцев? Вьетнамцев? Армян? Цыган? Немцев? Японцев? Китайцев? Сербов? Греков? Турков? Мусульман? Христиан? Кого?…
Они всё время ищут землю обетованную. В поисках рая бегут из Африки и Азии в Европу, из Европы в Америку. Но и там рая не находят, поэтому так много желающих улететь на Марс…
Им нужны боги, чтобы боги за них решили их проблемы. Они молятся отпечатку человеческой ноги на Шри-Ланке. Подумать только! Индуисты истолковывают углубление в земле, как отпечаток стопы бога Шивы, который якобы останавливался на их острове. А в Иерусалиме поклоняются следу копыта лошади, на которой пророк Мухаммед вроде бы вознёсся на небо. Разве с головами у этих людей всё нормально?
Нам изо дня в день вдалбливают в сознание, что уничтожение нашей планеты вполне реально, что учёные разработали ужасные виды оружия, которые военные держат наготове. Если это оружие пустить в ход, то оно в апокалипсических стычках способно разорвать Землю на кусочки.
Разве у каждого из нас нет страха перед глобальной катастрофой, которая когда-то может стать неизбежной? Разве этот страх не делает мрачной нашу жизнь, не парализует всякую надежду на будущее?
Научатся ли когда-нибудь люди, имея различные мнения, мирно уживаться между собой? Поймут ли когда-нибудь идеологи, что ни одно мировоззрение не должно претендовать на то, чтобы быть единственно правильным? Дойдёт ли до революционеров, что в каждой удавшейся революции уже сокрыт зародыш следующей, поскольку она подавляет инакомыслящих? Возникнет ли когда-нибудь понимание, что ни в одной глобальной войне больше не будет победителей, разве что только немногие уцелевшие? И будут ли вообще уцелевшие?
Сможет ли хоть горстка умных и прозорливых спастись где-нибудь, возможно, на том же Марсе? Спросят ли через тысячи лет после катастрофы потомки беженцев с голубой планеты, почему там, где была их родина, сейчас вращается пояс астероидов или продолжат всё так же воевать?
Как признался британский философ Бертран Рассел на закате своей жизни: «Приходится согласиться, что человеку не столь важно выживание его самого или же человечества, как важно уничтожение противника».
– Это случайно не отрывок из «Космитов»? – предположил я, с интересом выслушав длинный монолог.
– Это отрывок из меня, – опровергла Марго.
Ну что тут ещё можно было добавить? Она мыслила так же, как я. Чем постоянно приятно меня удивляла. «Может быть, предложить ей стать соавтором текстов песен «Maximum Depth»?» – подумал я, но вслух сказал нечто другое:
– А вот Стивен говорит, что человек должен поскорее переселиться на другую планету, потому что на Земле он погибнет от вирусов… От лихорадки Эбола, например.
– Стивен – ребёнок. Самый страшный вирус на Земле ходит на двух ногах. А страх перед вирусами у Стивена возник из-за его болезни.
– Своим нынешним видом Хокинг шокировал меня, – сказал я, переключив взгляд с Марго на заинтересовавшую меня картину Дали под названием «Сон, навеянный полётом пчелы вокруг граната, за миг до пробуждения», висящую на кремового цвета стене. – Я изучал его научные работы и знаю всю его историю. Так как у Хокинга была удалена трахея, он утратил способность говорить. Он был полностью парализован, подвижность осталась только в мимической мышце щеки, напротив которой был закреплён датчик. Стивен научился контактировать с окружающими при помощи компьютера и синтезатора речи.
